В музее Центра открылась выставка «Е. Н. Мешалкин – герой Великой Отечественной войны»

Деятельность Мешалкина-хирурга началась на фронте. В августе 1942 года Евгений Николаевич попал на Воронежский фронт. С 1 по 5 апреля 1942 года, выполняя личное поручение генерал-лейтенанта П.А. Белова, организовал и обеспечил эвакуацию 110 раненых гвардейцев из угрожаемого немцами района (Желанья - Угра). В должности заместителя начальника госпиталя участвовал в шестимесячном кавалерийском рейде группы П.А. Белова по тылам противника. При прорыве в район партизанского отряда имени Сергея Лазо, при переходе большака, контролированного танками противника (9 июля 1942 года), возглавлял проход нескольких госпиталей и большой группы раненых (около 1 000 человек) через участок, непрерывно обстреливаемый пулеметным и минометным огнем.

Началом хирургии для Евгения Николаевича стала работа в медсанчасти 60-й армии, когда в боях за Курск в 1943 году в потоке раненых к Мешалкину на походный операционный стол попал боец с ранением левой половины груди. Парня пришлось оперировать, осколок задел сердце. Операция прошла успешно.

«Разрезана обильно промокшая кровью повязка. Слева, ниже соска - рваная рана, через которую сочится кровь и присасывается воздух. Пневмоторакс! Срочно закрыл рану (такова установка!). Наркозных аппаратов в ту пору еще не было. Делаю местную анестезию новокаином. 

Кусачками обкусываю концы сломанного ребра и вижу в глубине движущийся темный (почти черный) предмет, который захватываю зажимом. Без усилия извлекаю его из раны (это осколок мины), и тут же струя алой крови бьет мне в лицо (хорошо, не в очки!). Сую палец в рану и затыкаю кровоточащее отверстие в сердце! Лихорадочно думаю... Надо наложить швы. Но как отпустить вздрагивающее под рукой сердце? Ведь в нем - рана! Кусачками пересекаю два ребра (верхнее и нижнее), смотрю на операционную сестру, она тянет крючком за край раны. Молодец сестрица! А я вокруг кончика пальца пытаюсь прошить иглой разорванную мышцу сердца. Оно, сокращаясь, дергается, и игла попадает каждый раз не в нужное место. В такт работы сердца неумело вожу иглодержатель вверх и вниз, вновь и вновь укол... Попал! Теперь сердце, как на рыболовном крючке, фиксировано ниткой, конец нитки пойман. Зажимом протаскиваю иглу, и второй конец нити у меня в руке. Палец убрать?! Нить натянута (опять молодец сестрица!), завязан узел. Струйки крови сменяются ее просачиванием после затягивания шва. Второй шов уже наложен легче. Кровотечение остановлено полностью. Сердечная сорочка (перикард) темная и не пульсирует (в ней кровь). Рядом со швами ножницами широко вскрываю ее, вытекает всего несколько столовых ложек крови, выделяются сгустки, и в ране становится видна розовая с прожилками (сосуды?) поверхность бьющегося сердца. Теперь надо поскорее зашить грудную стенку и выкачать воздух (шприцем, сколько можно!). <...> 

Другого бойца с похожим ранением сердца я оперировал в 1944 году у Днепра, но тысячи, десятки тысяч раненых, проходивших через наш операционный блок, на время заслонили эти две операции и судьбу этих двух молодых мужчин. Но я все же запомнил на всю жизнь стремительность тех событий и лихорадочную подвижность раненого сердца».

Из мемуаров Е.Н. Мешалкина